Коллекции бывают разные. Человеку свойственно собирать и систематизировать что-то одинаковое, объединенной одной темой или формой. Вот и у меня, среди разных коллекций — монет, значков, фирменных пуговиц, глиняных игрушек, изданий об А.С. Пушкине, серий – «Большая библиотека поэзии» и «Литературные памятники» и прочего — выделяется скромная подборка изданий периода Великой Отечественной Войны. Начинается она выпуском «Литературной учебы» 1941 г. с известной речью Молотова, а заканчивается апрельско-майским выпуском журнала «Природа» с поздравлениями с Победой. И с этот период умещается целая жизнь страны, которая буквально за несколько дней после объявления войны поменяла размеренный уклад жизни и стала перестраивать ее на иной лад – все во имя Победы!
Впрочем, как и на всех сферах жизни, на издательской деятельности, на «книгах войны» это отразилось очень сильно. Так, Госполитиздат стал издавать серию «Великие борцы за землю Русскую», в которой с 1941 по 1945 годы вышли книжечки об Александре Невском (1943), Кузьме Минине (1943), Михаиле Кутузове (1943), Петре Первом (1944) и др.
А издательство «Искусство» печатало патриотические пьесы, например, «Комсомолка» (1941) О. Антонова, «Полк ДД» М. Водопьянова и Ю. Лаптева, «Русские орлы» (1943) К. Осипова и О. Литовского, «Юность отцов» Б. Горбатова (1944).
В том же 1941 г., когда еще были свежи мероприятия государственного празднования (парадокс!) 100-летия смерти А.С. Пушкина, выпускается отдельной книжечкой карманного формата поэма «Полтава», а народный комиссариат военно-морского флота СССР в серии «Библиотека краснофлотца» выпускает книгу «Чесменская победа» (1944). Как говорится – и «на суше и на море» …
Издательство «Советская наука», помимо многочисленных брошюр и памяток о том, как выживать на фронте и мобилизовать ресурсы для тыла страны (например, об использовании мхов-сфагнумов как бактерицидного перевязочного материала, заготавливать яйца морских птиц на птичьих базарах или об использовании хвои для приготовлении витаминных напитков против цинги) старалось укрепить моральные силы населения. У меня в коллекции есть такие издания, как «Вековая борьба южных славян против германской агрессии» (1944) и книга академика Н.С. Державина «Происхождение русского народа». Если учесть, что часть этих «южных славян» (хорваты, болгары, словаки) воевали в составе гитлеровских войск и создавали свои корпуса против СССР, первую из книг можно считать актуальной в те годы.
Издательство «Правда», отличавшееся оперативностью публикаций, в серии «Из фронтовой жизни» издало рассказ М. Шолохова «Наука ненависти» (1942), а Государственное издательство художественной литературы вспомнило о лирике поэта времен Отечественной войны 1812 г. Дениса Давыдова (1942).
Особенно ценю роскошное издание альбома 1943 г. по архитектурным памятникам Ленинграда, которое было издано в блокадном городе для планирования восстановительных работ после победы. Действительно, 27 января 1944 г. город был полностью освобожден от кольца вражеской блокады и сразу же приступил к восстановлению разрушенного.
А теперь о жемчужине коллекции — книжечке, изданной в 1943 г. тиражом всего в 3000 экземпляров (как какая-нибудь научная монография) «На ранних поездах» Бориса Пастернака. Всего то 52 странички с циклами «Военные месяцы» (конец 1941 г.), «Художник» (Зима 1936 г.), «Путевые записки» (Лето 1936 г.) и «Переделкино» (начало 1941 г.). После периода прозы и переводов конца 1930-х годов, потрясенный войной поэт издает книгу, которая открывается циклом стихов «Военные месяцы», написанных в начале войны до отъезда в эвакуацию в Чистополь, а завершается довоенным циклом стихов начала 1941 г. В нем и стихотворение, давшее название книги «На ранних поездах, где:
«… В горячей духоте вагона
Я отдавался целиком
Порыву слабости врожденной
И всосанному с молоком.
Сквозь прошлого перипетии
И годы войн и нищеты
Я молча узнавал России
Неповторимые черты…
… Рассевшись кучей, как в повозке,
Во всем многообразье поз,
Читали дети и подростки
Как заведенные, взасос».
Здесь же, в этом цикле впервые появляется и стихотворение «Сосны», которое с моей юности считалось чуть ли не запретным, переписывалось в школьные тетрадки и личные дневники и пряталось от родителей и учителей:
«В траве, меж диких бальзаминов,
Ромашек и лесных купав,
Лежим мы, руки запрокинув
И к небу головы задрав.
Трава на просеке сосновой
Непроходима и густа.
Мы переглянемся и снова
Меняем позы и места …»
И становится понятной инверсия хронологии – книга начинается не со стихов предвоенных лет и дней, не с весны и начала лета 1941 г., а сразу с последних месяцев 1941 г., когда:
«… Не сможет позабыться страх,
Изборождавший лица,
Сторицей должен будет враг
За это поплатиться.
Запомнится его обстрел.
Сполна зачтется время,
Когда он делал, что хотел,
Как Ирод в Вифлееме …».
В стихотворении «Застава» уже не обобщенный образ войны, а зарисовки ее повседневности в осажденной Москве:
«… … Приезжий видит у крыльца
Велосипед и две винтовки
И поправляет деревца
В пучке воздушной маскировки.
Он знает: этот мирный вид –
В обман вводящий пережиток.
Его попутчиц ослепит
Огонь восьми ночных зениток…
Они увидят, как патруль,
Меж тем как пламя кровель светит,
Крестом трассирующих пуль
Ночную нечисть в небе метит…».
В стихотворении «Бобыль» уже видится и состояние души поэта, готового уйти с ополчение на фронт, который уже совсем рядом с Москвой, под Смоленском:
«…А повадится в сад
И на пункт ополченский.
Так глядит на закат
В направлении к Смоленску.
Там в вечерней красе
Мимо Вязьмы и Гжатска
Протянулось шоссе
Пятитонкой солдатской…».
И так, стихи 1936 года, запрятанные в середине книжицы, а по краям — знаменующие предвоенные месяцы, осень и начало зимы 1941 года стихи, похожие и не похожие на то, что писал поэт ранее. Не знаю – сохраняется ли с началом войны у Пастернака «отрешённости от жизни», «мировоззрение, не соответствующее эпохе», в которых его обвиняли как раз в конце 1930-х годов, но сама книга «На ранних поездах» может рассматриваться как пример смешения «личного и патриотичного», но не «идейной перестройки», на которой настаивали власти. Поселившись окончательно на даче в Переделкине, покинув в середине 1930-х годов Москву, писательский дом в Лаврушинском переулке 17/19, он сам себя отчуждает от всего официального – от коллег и от властей. И только иногда «на ранних поездах», как в предвоенные дни, «на шесть двадцать пять» он ездит в столицу по делам. Он видел так много в жизни страшного и теперь он накануне новых испытаний, снова, как в Первую Мировую и гражданскую … И эта странная серого, если не сказать «сиротского» цвета, книга как раз об этом и про это.
Аркадий Тишков